– И тогда вы точно свихнетесь, – мстительно пообещал зеленый, показав ей неожиданно розовый, совершенно человеческий язык. – Я бы и сам свихнулся, если бы это кошмарище у себя под подушкой нашел. Но вы, конечно, можете отказаться. В любой момент.
– Отказаться? – изумилась Нелли. – Отказаться от возможности найти с утра термос с кофе? Если я и дура, то не настолько. Наливайте!
– Кофе сперва надо сварить, а уже потом наливать, – заметил Тони. – Поэтому придется вам еще немного у нас задержаться, невзирая на приставания этого жуткого типа. Я бы его давным-давно выставил, но не могу: это моя персональная божья кара. В смысле ближайший друг. А божью кару, сами знаете, не выбирают.
И поставил перед ней еще один стакан с лимонадом. На этот раз лимонад был розовым и совсем несладким. И вкус какой-то неуловимо знакомый, снова что-то из детства, да что ж ты будешь делать, опять ничего вспомнить не могу!
– Ревень, – подсказал ей бармен Тони. – А в бутерброде была грузинская приправа «Хмели-сунели», ваш папа ее очень любил и пригоршнями сыпал в еду. Извините, что сую нос не в свое дело, но вы так мучились, пытаясь вспомнить, никакое сердце не выдержит. А вот что играл Карл, я вам не подскажу; боюсь, он и сам уже не вспомнит. Поэтому пейте лимонад. В нем всего три капли моей безумной водопроводной воды, беспокоиться не о чем. Слишком мало для настоящего сумасшествия, зато для радости – в самый раз.
– Ладно, поверю вам на слово, – улыбнулась Нелли. И взяла стакан.
* * *
Проснувшись в своей машине, Нелли сразу подумала: вот и хорошо, значит не придется ее искать. Поглядела в окно, потом, на всякий случай сверилась с телефоном: где я вообще? Это точно Вильнюс? После такой развеселой ночки трудно вот так сразу понять, что приснилось, а что все-таки было наяву. Вдруг я уснула прямо на Белорусской границе? И до сих пор стою там, как дура, перегородив проезд.
Однако вместо пограничных шлагбаумов за окном виднелись какие-то старые, явно недействующие храмы, со всех сторон окруженные деревьями, и телефон уверенно сообщал: «Вильнюс, 10:24». Ну слава богу, значит, приехала все-таки наяву. А вот все остальное…
С «остальным» было настолько сложно, что Нелли решила: не буду думать об этом с утра. Сначала кофе, потом – еще кофе. Потом найду гостиницу, приму душ, лягу и вытяну ноги. А там поглядим.
Выполнить эту договоренность с собой оказалось очень легко: ни на что другое у нее все равно пока не было сил. На поиски ближайшей кофейни их, впрочем, тоже не было, но куда деваться. За роскошь быть живым человеком приходится расплачиваться ежедневной мукой воскресения, нам не привыкать.
Еще немного, и встала бы, и пошла, но тут почувствовала, что в бок упирается что-то большое и твердое. Подскочила, как укушенная, почему-то рисуя в воображении пистолет, все-таки кинематограф проделывает с нашим сознанием удивительные вещи. Заслуженно получила по башке низким автомобильным потолком и от этого как-то сразу пришла в себя. Взяла в руки самый страшный в мире, черный, как мысли злодея термос с вмятинами от великаньих пальцев, с надписью «Обморок-76», прижала его к груди, как заново обретенную после нескольких дней поисков глупую кошку, поцеловала в крышку, как в лоб, отвинтила ее, сделала глоток, ожидаемо обожглась и расплакалась, громко, навзрыд, как в детстве, как бы от боли, но на самом деле, конечно, от радости. Как хотите, мои дорогие чудовища, адские-незнакомцы-из-бездны, столбы священного пламени, радужные шары, оборотни и русалки, а теперь вы все у меня точно есть.
Улица Стразделе
(A. Strazdelio g.)
Мне нравится эта девочка
– Мне нравится эта девочка, – говорю я.
Нёхиси смотрит на меня… скажем так, с неподдельной нежностью. Неподдельная нежность – это такое удивительное возвышенное чувство, которое обычно удерживает нас от желания засветить в глаз ближнему своему. Поэтому испытывать ее приходится довольно часто. Особенно тем счастливчикам, чей ближний – я.
– Не понимаю, – наконец говорит Нёхиси. – Почему именно эта? Что ты в ней нашел?
– Почти ничего, – ухмыляюсь я. – Почти ничего не нашел, прикинь! Ключевое слово: «почти». Все как я люблю. Устоять невозможно.
Небо стремительно наливается темным, вязким свинцом. Счет идет не на минуты даже – на секунды. Вот-вот на тротуар плюхнется первая так называемая капля; точнее будет сказать – опрокинется первое ведро воды. Небольшое такое предупредительное ведерко, литров на десять. Остальные сто миллионов тонн небесной влаги выльются на нас чуть позже. То есть еще три-четыре секунды спустя.
– Извини, – говорю я. – Не хотел тебя огорчать. Напротив, собирался предложить развлечься вместе. Мы же еще не решили, что будем делать сегодня вечером. И тут как раз эта девочка. А на улице, черт побери, весна. Такое чудесное совпадение, ну!
Первый раскат грома больше похож на репетицию увертюры к Страшному Суду. Даже скорее на предварительное прослушивание, когда архангелов с трубами пришло гораздо больше, чем требуется для проекта, и все стараются компенсировать незнание партитуры силой звука, чтобы впечатлить работодателя и получить контракт.
Я хочу сказать, первый раскат грома совершенно невыносим даже для моих, не самых нежных в мире ушей. Что при этом чувствуют прохожие, думать не хочу.
Впрочем, в обморок пока никто не упал. Одни ускорили шаг, другие, наоборот, притормозили, прикидывая, каким укрытием воспользоваться. Народ в наших краях крепкий.
– Да ладно тебе, – говорю я. – Было бы с чего так грохотать. Отлично проведем время.
– А я уже начал отлично его проводить, – в тон мне отвечает Нёхиси. – У всех свои предпочтения. Тебе – девушки, мне – буйство стихий. Все честно.
– Договорились, – киваю. – Ни в чем себе не отказывай.
И на город обрушивается ледяной водопад. Вот это, я понимаю, веселье! Такие ливни у нас даже в июле редкость, не то что в апреле. Я на самом деле в восторге, но старательно прикидываюсь недовольным. Нёхиси имеет полное право думать, будто он меня проучил.
Впрочем, он прекрасно понимает, что сейчас мне непогода только на руку.
* * *
Дождь начался так внезапно, что пришлось спрятаться от него в ближайшем кафе. Ванда неодобрительно огляделась: обшарпанные стены, пластиковые столы, неудобные табуреты, на подоконниках валяются дешевые пестрые подушки и сидят, забравшись с ногами, прямо в грязной обуви, голенастые девицы, кофе подают в картонных стаканах, а варят его щуплый мальчишка с неопрятными косицами и козлиной бородкой да толстуха в татуировках, нормального человека от одного только их вида может стошнить. Но нормальные в такие забегаловки не заходят, поэтому у прилавка выстроилась очередь: юная пигалица в юбке чуть ниже пупа, долговязый придурок условно богемного вида с длинными патлами, по-бабьи собранными в хвост, и рюкзаком, как у школьника, тощая старуха в вызывающе ярких, не по возрасту тряпках и парочка неприятных, слишком смуглых мужчин, не то турок, не то индийцев, поди пойми, кто они такие, лучше бы их не было совсем.
Ванда никогда не посещала дешевые сетевые кофейни. Но примерно так их себе и представляла, когда проходила мимо: грязь, антисанитария, мусорная калорийная пища в витрине, посетители, не прилагающие никаких усилий, чтобы выглядеть нормальными людьми. Будь ее воля, выскочила бы сейчас на улицу, но за окном бушевала самая настоящая буря, не просто дождь, от которого можно прикрыться зонтиком, а ливень, стена воды, заранее ясно, что зонт не поможет, придется оставаться здесь. Одна надежда, что ее не заставят что-нибудь покупать, денег жалко, очень жалко денег на такую дрянь, и Витя будет ругаться, он каждый вечер проверяет Вандин счет в интернет-банке и сердится, когда она тратит деньги, не посоветовавшись, особенно на все эти нездоровые перекусы в городе, разрушающие организм и семейный бюджет, это тяжело, но он мужчина, он должен принимать финансовые решения, он совершенно прав.
Очень не хочется тут оставаться, трудно стоять, ноги болят, устала, все-таки целый день на каблуках, а садиться за стол, ничего не заказав, наверное, нельзя, тогда точно заметят, что не купила кофе и велят заплатить или уйти, а на улице такой дождь. Такой дождь, что даже до троллейбусной остановки не добежать, ветер сразу вывернет зонт наизнанку, сломает спицы, вода испортит светлое пальто, и сапоги промокнут, а новую обувь в этом году решили не покупать, поэтому надо тихо стоять, прислонившись спиной к стене, чтобы не так тяжело, и радоваться, что не выгоняют, хотя времени, конечно, жалко, очень жалко терять здесь время, которое можно было бы потратить с пользой, собиралась сегодня помыть коридор, погладить полотенца, убрать в кладовку зимние вещи, но самое главное – ужин, на ужин Витя велел приготовить овощное рагу, а значит, придется еще зайти в магазин, а время идет, пока я тут стою как дура, – уныло думает Ванда. Витя уже через час приедет домой с работы, а там никого, и ужин не готов, поди объясни, что не могла выйти под дождь, он такие оправдания не принимает, порядок есть порядок, должна – значит должна, и не надо оправдывать собственную лень и глупость каким-то дождем. Следовало все предусмотреть, встать на час раньше и приготовить ужин с утра, вместо того, чтобы дрыхнуть почти до половины восьмого. Конечно, он прав.
